Мыши гуляют.
На арене геликоптер "Черная Акула", то бишь Хокум-А. Очертаниями и стремительностью натурально акулоид, темпераментом кролик. Пора переименовывать в геликоптер "Гнусный кроликоид".
Предается порочной страсти с традиционно пасущимся возле меня Хилом. Точнее, пытается предаваться, Хил высказывает серьезные сомнения в целесообразности коитуса без любви. Пару раз высказывает вежливо, пару раз не очень, раз на пятый или шестой плюет на врожденную интеллигентность и выдает пролетарских люлей. Драпающего с возмущенным верещанием кролакула по дороге ловит Джерк и додает недоданное - то есть горячей любви, правда со сменой ролей - Хокуму предлагается отыграть женскую партию. Вырвавшаяся из цепких пасючьих лапищ жертва насилия приходит ко мне жаловаться, что нет в жизни истинных чувств, и заляпывает при этом кровью
страдающего сердца своего из порезанного в ходе разборок с кем-то из несложившихся любовников пальца последнее светлое пятно в своей жизни -мою светлую рубашку. Добавляю еще каплю в чашу его унижения, налепляя на пострадавший палец гемостатическую губку и держа оскорбленного до глубины души вертолета кверху лапами, пока она не приклеивается.
Самоутверждаться черное жЫвотное идет на бедолаге-Хурме, который как раз подобрался поближе для своей любимой эротической игры: "64 позы, в которых можно почесать крысу", и на однообразные хокумовы экзерсисы менять это разнообразие не готов, так что попросту драпает мне на колени.
Снова не встретивший понимания хищный кролик решает свои интимные фантазии воплотить в жизнь с Илуватаром, недавно познавшим радости семейной жизни, а потому благостным и даже подыгрывающим немного черному дурню , но тут на кровать прискакивает Энвад, блюдущий братскую честь, и разрушает идиллию, вышвыривая Хокума с дивана увесистыми пинками.
Сделав печальный круг по комнате (и судя по звукам попавшись где-то по дороге напрочь лишенному сочувствия к его бедственному положению Лику), неудачливый пикапер возвращается на кровать, но увы: тут остались только Пирожок, играющийся с Биотварью, а глядя на эти радостные детские игрища не способен думать о пошлости, похоже, даже Хокум.
А где в это время были Бяка и Шоколад? Бяка на мне, обеспечивал мне отсутствие любых сомнений в необходимости стирки этой грязной и мокрой рубашки.
А Идо пытался проникнуть в запретное узкое отверстие, чтобы припасть там к нежной и сладкой плоти... кароба. Но крышка у банки оказалась завинчена плотно, и ему так и не сдалась.
