Удивительно, насколько каждая крыса – личность.
Вот возьмем тандем Васька-Гоцман. Оба они оказались у меня в юном возрасте. Оба они воспринимают меня, например, как нечто само собой разумеющееся. То есть придет Мать и миски наполнятся. Придет Мать и будет вкусняха. Придет Мать и будут почесушки. И отношения у меня с ними забавные: Васька требует подтверждения правильности своих действий: эй, Мать, смотри, куда я залез – я молодец? Эй, Мать, тебе точно не нужен этот деревянный кукольный стульчик, я его грызу тогда, ладно? Если Ваську игнорировать – Васька начинает привлекать внимание, шумно грызя что-то неположенное, роняя хрупкое или создавая шум. Гоцман – крыса-тихушник. Идет, стало быть, подслеповатая Мать мимо клетки и слышит неуставной шум. Что такое, думает Мать? А это Гоцман спер баночку и грызет ее. Толстопопый мерзавец, говорит Мать. Нашел, что спереть, говорит Мать. Лучше б носки тырил, говорит Мать. Дай сюда коробочку. На тебе яблока кусок. Гоцман, заслышав Материнскую ругань, столбенеет. Уши лопухами опускаются, превращая упитанного, если не сказать жЫрного крысца в чебурашку. Личико приобретает выражение несправедливо обиженного сиротки (ага, сирота весом к 600 граммам), лапки почти дрожат от несправедливости жизни. Отобрали Любимую Баночку Гоцмана. Обидели крыса, написали в душу. Оставлять бедолагу в таком виде решительно невозможно, поэтому Мать берет Гоцмана на руки и вдохновенно чешет. Расплющившийся Гоцман немедленно начинает устанавливать свой статус-кво. Так, тут не чеши, тут чеши. И вот тут. Не тереби уши (невозможно не теребить эти два лопуха)! Не цапай меня за попу (обозначает укус). Кто гадкая крыса? Я? Ну и пожалуйста! И виляя толстой попой, Гоцман удаляется в любимый обожратый и записаный гамак. Если по пути попадается Васька – Ваську пинают. Теперь Васька обиженный и его надо чесать и кормить вкусняшкой. Впрочем, обида у Васьки надолго не задерживается, и через минуту он уже выдирается из рук и чешет на поиски приключений.
Тандем Ириска-Хеська тоже непрост. Вообще Ириска вроде как главная. Но в последнее время Хесь начала ее гонять и драть шерсть с попы клоками. Вид при этом откровенно злодейский: уши торчком, безумные глаза с алым проблеском и клок шерсти во рту. Бесится моя девочка, надоело невкусные антибиотики жрать. Творога хочется, а не дают, злые люди. На руках Хесь по прежнему трусишка – сразу за пазуху. На выгуле сейчас немного распоясалась, гуляет, где хочет и лелеет мечту уйти в Надшкафье, только сил допрыгнуть не хватает.
Если Ириску долго не брать на ручки – она превращается в монорельсовую крысу. Ложится на полку, подбирает под себя лапы и с укором смотрит на меня. Стоит дать ей руку – рука немедленно зализывается до полного моего офигевания. Потом ухо. Потом нос. Потом глаза надо проверить. И зубы. И покататься на плече.
Девочки довольно независимы. То есть при выборе между посидеть на мне или побегать по выгулу – будут бегать, но Ириска традиционно вокруг меня. Любая штука у меня в руках – предмет пристального внимания и попыток отобрать. Телефон она не любит и все время пытается сгрызть чехол. Клубок – взять в зубы и попытаться утащить. Крючок погрызть. Книгу полистать и почитать, оставив мокрые пятна на странице.
У Хеськи другая придурь. Сейчас они на бумажном наполнителе, плюс для развлечения я даю им рулон туалетной бумаги. Хеська роет наполнитель. Роет, сгребает в кучу, выкидывает через прутья решетки… Бумагу с рулона надо обязательно размотать, заткнуть ей щели в решетке с одной стороны клетки и построить Большое Бумажное Логово. Они перестали спать в гамаках, предпочитая гору бумаги. Смешно смотреть как они, когда я их зову, выкапываются наружу.
Тандем Плюх-Пичалька меня умиляет. У меня складывается впечатление, что парни испытывают ко мне благодарность своего рода. За то, что я их чешу, глажу, играю и разговариваю. Они довольно долго ко мне привыкали, шарахались от рук, долго внюхивались в еду. Но никогда ни один из них не поднял на меня зуб. Даже когда я капала Плюху в глаза капли от конъюнктивита. Даже когда я колола Пичальке 3 кубика физраствора в холку трясущимися руками.
А сейчас они самые ласковые и лизучие крысы на свете. Плюх очень любит уткнуться носом в сгиб локтя и сидеть так, привалившись теплым бочком к моему боку. А если его при этом еще и чесать – он начинает шуршать зубами и лизаться. Если дать Плюху руку – он вылижет ее всю. Правда, еще и написает на нее, конечно. Когда я подхожу к ним, Плюх начинает считать вагоны – он меня разглядывает. А потом начинает тянуть ко мне ручки. Плюх очень спокойный и вальяжный, на выгуле он степенно шествует, изучая обстановку. Игр фкрысу он не понимает, наверное, потому что плохо видит.
Пи совсем другой. При виде меня он начинает скакать по клетке и бурно выражать восторг. Он тычется мне в лицо колючим носом (усов-то нет почти), а потом пытается спереть мою серьгу. Он у нас вообще гроза бижутерии. Уволок и спрятал мое кольцо, громко грыз его под подушкой. С большим удовольствием пытается упереть кафф из уха. Мужа дергает за усы. Когда я беру его в руки, восторг льется из него струями, только успевай переодеваться. При этом на руках он выпасючивается сразу. Все руки у меня в царапинах от его орлиных когтей. На выгуле Пи превращается в вездесущего и вездессущего крысака. Он мечется с такой скоростью , что я еле успеваю за ним следить. За три секунды он успевает оббежать весь выгул, отпаровозить Плюха , напрудить лужу и запрыгнуть с разбега мне на спину. Плюх такой активности не понимает. И если Пи пристает со своими домогательствами чересчур активно, Плюх суровым приемом переворачивает озабоченного на спину и что-то ему выговаривает. Опрокинутый Пи моментально, как только разжимается захват, вскакивает и, делая вид, что ничего не случилось, от радости бытия дает очередной круг по дивану с финальным запрыгом на Плюха.
